Владимир Казаков - Этап

идти босым — сама погибель.
ах, если б, если б сапоги были!
и ноги мертвые грязь месят,
хрипит груди сырой колодец...

ступнями окровавленными месяц —
по колючей проволоке канатоходец.
раскаленная песня ржавых шипов,
вдаль натянута запекшаяся босая тропа...

за спинами лютеет холод штыков,
карликовые деревья, как ветров черепа.
а за серым туманом проволочных пут
небо задумывает жуткий побег.
живые падают, мертвые еще идут:
человек человек человек человек

Велимир Хлебников - Москва, ты кто?

Москва, ты кто?
Чаруешь или зачарована?
Куешь свободу
Иль закована?
Чело какою думой морщится?
Ты — мировая заговорщица.
Ты, может, светлое окошко
В другие времена,
А может, опытная кошка:
Велят науки распинать
Под острыми бритвами умных ученых,
Застывших над старою книгою
На письменном столе
Среди учеников?
О, дочь других столетий,
О, с порохом бочонок — 
<Твоих> разрыв оков.

Велимир Хлебников - Волга! Волга!

Волга! Волга!
Ты ли глаза-трупы
Возводишь на меня?
Ты ли стреляешь глазами
Сел охотников за детьми,
Исчезающими вечером?
Ты ли возвела мертвые белки
Сел самоедов, обреченных уснуть,
В ресницах метелей,
Мертвые бельма своих городов,
Затерянные в снегу?
Ты ли шамкаешь лязгом
Заколоченных деревень?
Жителей нет — ушли,
Речи ведя о свободе.
Мертвые очи слепца
Ты подымаешь?
Как! Волга, матерью,
Бывало, дикой волчицей
Щетинившая шерсть,
Когда смерть приближалась
К постелям детей — 
Теперь сама пожирает трусливо детей,
Их бросает дровами в печь времени?
Кто проколол тебе очи?
Скажи, это ложь!
Скажи, это ложь!
За пятачок построчной платы!
Волга, снова будь Волгой!
Бойко, как можешь,
Взгляни в очи миру!
Глаждане города голода.
Граждане голода города.

Москва, остров сытых веков
В волнах голода, в море голода,
Помощи парус взвивай.
Дружнее, удары гребцов!

Велимир Хлебников - Союзу Молодежи

Русские мальчики, львами
Три года охранявшие народный улей,
Знайте, я любовался вами,
Когда вы затыкали дыры труда
Или бросались туда,
Где львиная голая грудь — 
Заслон от свистящей пули.
Всюду веселы и молоды,
Белокурые, засыпая на пушках,
Вы искали холода и голода,
Забыв про постели и о подушках.
Юные львы, вы походили на моряка
Среди ядер свирепо-свинцовых,
Что дыру на котле
Паров, улететь готовых,
Вместо чугунных втул
Локтем своего тела смело заткнул.
Шипит и дымится рука
И на море пахнет жарки́м — каким?
Редкое жаркое, мясо человека.
Но пар телом заперт,
Пары не летят,
И судно послало свистящий снаряд.
Вам, юношам, не раз кричавшим
«Прочь» мировой сове,
Совет:
Смело вскочите на плечи старших поколений,
То, что они сделали, — только ступени.
Оттуда видней!
Много и далёко
Увидит ваше око,
Высеченное плеткой меньшего числа дней.

Велимир Хлебников - Трата и труд, и трение

Трата и труд, и трение,
Теките из озера три!
Дело и дар — из озера два!
Трава мешает ходить ногам,
Отрава гасит душу, и стынет кровь.
Тупому ножу трудно резать.
Тупик — это путь с отрицательным множителем.
Любо идти по дороге веселому,
Трудно и тяжко тропою тащиться.
Туша, лишенная духа,
Труп неподвижный, лишенныйдвижения,
Труна — домовина для мертвых,
Где нельзя шевельнуться, — 
Все вы течете из тройки,
А дело, добро — из озера два.
Дева и дух, крылами шумите оттуда же.
Два — движет, трется — три.
«Трави ужи», — кричат на Волге,
Задерживая кошку.

Константин Вагинов - Умолкнет ли проклятая шарманка?

Умолкнет ли проклятая шарманка?
И скоро ль в розах, белых и пречистых,
Наш милый брат среди дорог лучистых
Пройдет с сестрою нашей обезьянкой?
Не знаю я… Пути Господни — святы,
В телах же наших — бубенцы, не души.
Стенать я буду с каждым годом глуше:
Я так люблю Спасителя стигматы!
И через год не оскорблю ни ветра,
Ни в поле рожь, ни в доме водоема,
Ни сердца девушки знакомой,
Ни светлого, классического метра…

Велимир Хлебников - Голод

Почему лоси и зайцы по лесу скачут,

Прочь удаляясь?

Люди съели кору осины,

Елей побеги зеленые...

Жены и дети бродят по лесу

И собирают березы листы

Для щей, для окрошки, борща,

Елей верхушки и серебряный мох —

Пища лесная.

Дети, разведчики леса,

Бродят по рощам,

Жарят в костре белых червей,

Зайчью капусту, гусениц жирных

Или больших пауков — они слаще орехов.

Ловят кротов, ящериц серых,

Гадов шипящих стреляют из лука,

Хлебцы пекут из лебеды.

За мотыльками от голода бегают:

Целый набрали мешок,



Будет сегодня из бабочек борщ — 

Мамка сварит.

На зайца что нежно прыжками скачет по лесу,

Дети, точно во сне,

Точно на светлого мира видение,

Восхищенные, смотрят большими глазами,

Святыми от голода,

Правде не верят.

Но он убегает проворным виденьем,

Кончиком уха чернея.

Вдогонку ему стрела полетела,
Но поздно — сытный обед ускакал.

А дети стоят очарованные...

«Бабочка, глянь-ка, там пролетела...

Лови и беги! А там голубая!..»

Хмуро в лесу. Волк прибежал издалёка

На место, где в прошлом году

Он скушал ягненка.

Долго крутился юлой, все место обнюхал,

Но ничего не осталось — 

Дела муравьев, — кроме сухого копытца.

Огорченный, комковатые ребра поджал

И утек за леса.

Там тетеревов алобровых и седых глухарей,

Заснувших под снегом, будет лапой

Тяжелой давить, брызгами снега осыпан...

Лисонька, огневка пушистая,

Комочком на пень взобралась

И размышляла о будущем...

Разве собакою стать?

Людям на службу пойти?

Сеток растянуто много — 

Ложись в любую...

Нет, дело опасное.

Съедят рыжую лиску,

Как съели собак!

Собаки в деревне не лают...

И стала лисица пуховыми лапками мыться,

Взвивши кверху огненный парус хвоста.

Белка сказала, ворча:

«Где же мои орехи и желуди? — 

Скушали люди!»

Тихо, прозрачно, уж вечерело,

Лепетом тихим сосна целовалась

С осиной.

Может, назавтра их срубят на завтрак.

Wallace Stevens - Of Modern Poetry

The poem of the mind in the act of finding
What will suffice. It has not always had
To find: the scene was set; it repeated what
Was in the script.
Then the theatre was changed

To something else. Its past was a souvenir.
It has to be living, to learn the speech of the place.
It has to face the men of the time and to meet
The women of the time. It has to think about war
And it has to find what will suffice. It has
To construct a new stage. It has to be on that stage,
And, like an insatiable actor, slowly and
With meditation, speak words that in the ear,
In the delicatest ear of the mind, repeat,
Exactly, that which it wants to hear, at the sound
Of which, an invisible audience listens,
Not to the play, but to itself, expressed
In an emotion as of two people, as of two
Emotions becoming one. The actor is
A metaphysician in the dark, twanging
An instrument, twanging a wiry string that gives
Sounds passing through sudden rightnesses, wholly
Containing the mind, below which it cannot descend,
Beyond which it has no will to rise.
It must
Be the finding of a satisfaction, and may
Be of a man skating, a woman dancing, a woman
Combing. The poem of the act of the mind.

Борис Поплавский - Отвращение

Душа в приюте для глухонемых 
Воспитывалась, но порок излечен; 
Она идёт прощаясь с каждым встречным 
Среди больничных корпусов прямых. 
Сурово к незнакомому ребенку 
Мать повернула чёрные глаза 
Когда усевшись на углу на конку 
Они поехали с вещами на вокзал; 
И сколько раз она с тех пор хотела 
Вновь онеметь или оглохнуть вновь,
Когда стрела смертельная летела 
Ей слишком хорошо понятных слов. 
Или хотя бы поступить на службу 
В сей вышеупомянутый приют, 
Чтоб слов не слышать непристойных дружбы 
И слов любви столь говорливой тут.

Hugo Ball - Karawane

jolifanto bambla ô falli bambla 
grossga m'pfa habla horem 
Ogiga goramen 
higo blojko russula huju 
hollaka hollala 
anlogo bung 
blago bung 

blago bung 
bosso fataka 
ü üü ü 
schampa wulla wussa ólobo 
hej tatta gôrem 
eschige zunbada 
wulubu ssubuduuluw ssubudu 
tumba ba-umf 
kusagauma 
ba — umf

Игорь Терентьев - К Занятию Палестины Англичанами

Сойнека жынэйра
Липитароза куба
Вейда лейдэ
Цюбэ
Тука стука вэй
Ойок кйок
Эбь
Хэпцуп
Уп
Пи

Frank O'Hara - Having a Coke with You

is even more fun than going to San Sebastian, Irún, Hendaye, Biarritz, Bayonne
or being sick to my stomach on the Travesera de Gracia in Barcelona
partly because in your orange shirt you look like a better happier St. Sebastian
partly because of my love for you, partly because of your love for yoghurt
partly because of the fluorescent orange tulips around the birches
partly because of the secrecy our smiles take on before people and statuary
it is hard to believe when I'm with you that there can be anything as still
as solemn as unpleasantly definitive as statuary when right in front of it
in the warm New York 4 o'clock light we are drifting back and forth
between each other like a tree breathing through its spectacles

and the portrait show seems to have no faces in it at all, just paint
you suddenly wonder why in the world anyone ever did them

I look
at you and I would rather look at you than all the portraits in the world
except possibly for the Polish Rider occasionally and anyway it's in the Frick
which thank heavens you haven't gone to yet so we can go together the first time
and the fact that you move so beautifully more or less takes care of Futurism
just as at home I never think of the Nude Descending a Staircase or
at a rehearsal a single drawing of Leonardo or Michelangelo that used to wow me
and what good does all the research of the Impressionists do them
when they never got the right person to stand near the tree when the sun sank
or for that matter Marino Marini when he didn't pick the rider as carefully
as the horse

it seems they were all cheated of some marvelous experience
which is not going to go wasted on me which is why I am telling you about it

Алексей Крученых - взорваль

взорваль
‎огня
печаль
‎коня
рубли
‎ив
в волосах
‎див

Алексей Крученых - Голод

В избе, с потолком дыряво-копченым

Пятеро белобрысыx птенят

Широко глаза раскрыли -

Сегодня полные миски на столе дымят!..

- Убоинки молодой поешьте,

Только крошку всю глотайте до конца,

Иначе встанете -

Маньку возьмет рыжий леший,-

Вон дрыxнет, как баран, у соседского крыльца!..

Мать сказала и тиxо вышла...

Дети глотали с голодуxи,

Да видят - в котле плавают человечьи руки,

А в углу ворочаются порванные кишонки.

- У-оx!.. - завопили, да оравой в дверь

И еще пуще аxнули:

Там маменька висела - 

Шея посиневшая

Обмотанна намыленной паклей!..

Дети добежали до кручи

- Недоеденный мертвец сзади супом чавкал -

Перекрестились да в воду, как зайчики, буxнули.

Подxватили иx руки мягкие...

А было это под Пасxу...

Кровь убитого к небу возносилася

И звала людей к покаянию,

А душа удушенной под забором царства небесного

Облакачивалась...